Вред в форме бездействия

Саверский Александр Владимирович
Президент Лиги защитников пациентов

Эта проблема многокомпонентная, ее надо рассматривать на уровне парадигмы медицины и частного капитала. Задача частного капитала — зарабатывать, медицины — лечить людей. Недавно я наткнулся на аналитику исследований, в которых было проведено наблюдение (взято 500 исследований) в государственном и частном секторах. Когда проект финансируют частные компании, они дают положительные отзывы в несколько раз чаще, чем государственные. Эксперты не нашли других объяснений, как аффилированность исследователей и компаний, которые финансировали эти исследования. А дальше начинаются всякие коррупционные вещи, частные компании заинтересованы в борьбе за рынок, они доплачивают экспертам. Если на рынок выходит компания с лекарственным средством для лечения сердечно–сосудистой системы, то все эксперты в этой отрасли ее. Кто что скажет против? Дальше проявляется эффект врачей, 95% которых, имея контакты с медпредставителями, руководствуются информацией, созданной самим фармпроизводителем. Откуда еще ее брать? Компании ее и тиражируют. Это достаточно узкий круг людей, влияющих на информационное поле, на финансирование.

Такая система изначально выросла в либеральной системе ценностей США и Европы, где каждый сам за себя. Этому была противопоставлена советская медицина, но у нас была другая проблема: издержки наших таблеток в том, что не проводилось нормальных, соответствующих современным требованиям рандомизированных слепых плацебо–контролируемых исследований. Бралось отделение на 50 койко–мест, пациенты которого участвовали в исследованиях, на их основании писались методические рекомендации РАМН, и все это выдавалось за полноценные исследования.

В ходе разработки Стратегии лекарственного обеспечения я предлагал идею создания государственного агентства клинических исследований, которое могло бы самостоятельно проводить исследования, получая деньги от фармкомпаний. При этом агентство должно создать некий фильтр между заказчиком (фармкомпанией) и исследователем: внутри оно должно быть слепым, чтобы эксперты не знали, на кого работают. Это своеобразный общий котел, куда фармкомпании складывают деньги, а эксперты проводят исследования вслепую. Но пока эта идея остается на уровне предложения, потому что у нас практически заморозилась работа над Стратегией лекарственного обеспечения, видимо, из–за недостатка финансирования.

Что касается пациента, он утрачивает доверие к медицине, начинает ходить к экстрасенсам, бабкам и гадалкам. Если человек получает непонятную таблетку, врач ему пообещал эффект, а его нет, то это вред в форме бездействия — болезнь–то не остановлена.

У нас в медицине практически пропала роль лечащего врача при назначении лекарственных препаратов, у нас даже государство в лице Минздрава последними приказами лишило врачей права выписывать препараты по торговому наименованию. Произошла страшная вещь: человек приходит в аптеку с рекомендацией от врача приобрести препарат по МНН, а дальше провизор решает, чем лечить пациента. Но лечить — это не функция провизора. У нас функция лечащего врача вдруг переехала в аптеку. А провизор не может руководствоваться своими лечебными познаниями, он пациента первый и последний раз видит, какие последствия будут, он не узнает, наблюдать за ним у него нет возможности. А чем руководствуется провизор? Он руководствуется интересами всей коммерческой цепочки. Ценой, прибылью, которую получит аптека.

Нужно вернуть врачу функцию назначения лекарств, даже рискуя активным возвращением медпредов. Но это уже другая проблема.