XXI век: Новая фармацевтическая реальность (ч. 4)

Гандель Виктор Генрихович
Член-корр. Международной академии интеграции науки и бизнеса (МАИНБ), к.фарм.н.

Представим себе, с учетом сегодняшних реалий, прообраз такой карты, наглядно демонстрирующей, как зарождалась, мужала и крепла Большая финансовая фарма современного мира:

1. Трагические последствия пробелов в изучении токсичности.
2. Необходимость увеличения бюджетов для углубленного изучения токсичности и побочных действий (нежелательных эффектов).
3. "Побочные эффекты" планирования бюджетов с учетом вновь возникших обстоятельств (если разработанные препараты столь эффективны, то почему за них нельзя взять подороже, "сильно" подороже, а?).
4. Приставка "фин" появляется тогда, когда размер "запланированного" бюджета преодолевает так называемую красную черту "невозврата", т.е. когда избыточная маржа "сносит крышу" финансового менеджмента и он уже не в состоянии остановиться (вернуться в первоначальное, приличное исходное состояние).
5. Откуда берутся деньги на допбюджеты.
6. Как все это красиво (по-протестантски) обосновать. Перерождение протестантской этики по Веберу: невозможно отказаться от наживы! Ученые сохранили базовые основы этики, финансисты, правящие бал, отказались от них.
7. Менталитет ученого и менталитет финансиста (финансового директора и его команды «под микроскопом»).
8. Бюджеты "осмечены" (жарг. — деньги выделены и поступили).
9. Эволюция фармацевтического бизнеса сначала в Большую фарму: рождение двух параллельных процессов — инновационного научно–технико–технологического (создание лекарственных средств) и суперфинансового (сверхменеджмента фармацевтических суперфинансов).
10. Логическое превращение Большой фармы в Большую финфарму (материализация нового протестантского менталитета и его "токсические" последствия).
11. Почему надзирающие и контролирующие регуляторы оказались практически парализованными.
12. Что будет дальше (потом): креативные финансовые умы найдут применение сверхбюджетам на создание лекарственных препаратов и сверхдоходам от их реализации, поскольку Большая финфарма отступать не собирается и намеревается превратиться в Суперфинфарму или Мегафинфарму с выходом в околоземное пространство (фармацевтическое обеспечение межпланетных полетов и путешествий со сверхбюджетами, сверхмаржой и сверхстраховкой).
13. Передовые клеточные технологии как естественная альтернатива Большой финфармы (и впоследствии Мегафинфармы).
14. Еще много чего интересного (разное).

Итак, вернемся к "золотым" шестидесятым. Таблеточные, капсульные, ампульные, упаковочные машины практически круглосуточно производят миллионы единиц фармацевтической продукции, спрос на которую стремительно растет, нередко опережая предложение. Фармацевтическая реклама столь же быстро превращается в привычную форму бытия, особенно в сопровождении "мыльных опер"[1]. Население как бы здоровеет, доходы компаний растут как на дрожжах: все идет прекрасно.

И в этот момент раздается первый звонок, именно звонок, а не звоночек — звоночек прозвенел чуть раньше, в 1937 г., когда примерно 100 человек погибли, принимая антибактериальный эликсир, содержащий сульфаниламид (до и после этого препарат применялся в форме порошка и таблеток, не вызывая проблем). Термин "эликсир" подразумевал применение в качестве растворителя исключительно этилового спирта, однако главный химик и фармацевт компании S.E. Massengill Co., в Бристоле, Гарольд Коул Уоткинс (Harold Cole Watkins)[2], желая ускорить его действие и убедившись, что препарат лучше растворяется в диэтиленгликоле (сегодня это антифриз), по своему усмотрению санкционировал производство лекарственного средства именно на его основе. В лаборатории компании провели лишь органолептическое исследование, проверив смесь на вкус, внешний вид и аромат: новая формула не была изучена на токсичность (в то время закон о пищевых продуктах и лекарствах не требовал исследования на безопасность новых лекарственных препаратов).

С большим трудом, используя газеты и радио, удалось отозвать лекарства, которые были прописаны врачами и проданы агентами, иначе жертв было бы больше. С того случая регуляция рынка лекарств в США была усилена.

В начале 60–х возникли также проблемы с вакциной Солка против полиомиелита из-за ее недостаточной, как впоследствии выяснилось, очистки: были подозрения в ее онкогенном эффекте.

И, наконец, звонок (даже колокол) — страшная талидомидовая трагедия: о ней подробно рассказано ранее[3]. Специалистам стало понятно — без углубленного изучения токсичности, в особенности тератогенности, эмбриотоксичности и фетотоксичности, не обойтись. Стало быть, нужны дополнительные средства, в т.ч. финансовые, и немалые.

Финансирование фармацевтической отрасли в 60–х гг. осуществлялось пулом банков, в основном американских и швейцарских, позднее — других европейских банков и банков Японии при значительной поддержке государственных бюджетов. Основной объем фундаментальных исследований в этот период пришелся на США, более других стран подготовленных к выполнению работ в данной области с участием исследовательских университетов и эндоументов[4], некоммерческих организаций, частных и благотворительных фондов, государственных лабораторий, средств федерального бюджета, бюджета штатов и муниципальных органов власти, инвестиций профильного бизнеса.

К началу XXI в. из всех стран мира только США имели возможности для осуществления исследований и разработок по всему спектру направлений науки и техники. Национальные расходы на эти цели в США превысили совокупные расходы остальных стран "большой семерки": в 2002 г. затраты на финансирование научно–технических работ составили 276,2 млрд долл., из которых 28,3% — средства федерального бюджета, 1% — бюджетов штатов и муниципальных органов власти, по 0,5% — собственные средства университетов и бесприбыльных организаций науки, 66% — инвестиции промышленности и бизнеса[5].

В американском обществе, включая высшие органы государственной власти — конгресс и президента — глубоко укоренилось представление о том, что научно–технический комплекс — это особая американская социальная подсистема, развивающаяся по присущим только науке и технике законам, где нет места политике и политической конъюнктуре. Основным результатом ее функционирования являются новые идеи, знания и технологии, которые затем трансформируются другими общественными подсистемами в новые товары и услуги, формы и методы их производства и реализации, что, в конечном счете, приводит к росту экономики и уровня жизни, усилению внутреннего потребления, укреплению мощи и безопасности страны (все вместе это называется American Way of Life).

Впоследствии такой путь развития приобрел формат безудержного потребления товаров и услуг, включая медицинскую и фармацевтическую помощь, сформировав классическое "общество потребления". Впоследствии это обстоятельство стало одной из основных причин, породивших Финфарму и еще много чего другого, тоже "фин" (например, американская "финоборонка" или "финавтопром").

Ярчайшим фармацевтическим примером такого коллективного помешательства на потреблении стала история с препаратом "Прозак" (флуоксетин) компании Элай Лили, разработанным талантливым фармакологом Рэем Фаллером (Rey Faller), получившим за это достижение награду Американской ассоциации фармацевтических производителей (American Pharmaceutical Manufacturers' Association (AmPharMA) в 1993 г.

"Если вы просыпаетесь с настроением доктора Хауса и вам тошно смотреть на это мир, то тогда Прозак для вас" — реклама примерно такого содержания повсеместно рекомендовала американцам "таблетку счастья" почти два десятилетия. "Нация Прозака" — так идентифицировали американское общество конца прошлого века после выхода в 2001 г. одноименного фильма о судьбе журналистки Элизабет Вурцель, страдавшей от глубочайшей депрессии.

Появился даже популярный хит – Fluoxetine, его можно послушать[6]. Еженедельно выписывались миллионы рецептов на его приобретение. К середине 90-х препарат стал мировым лидером на рынке антидепрессантов, захватив 35% его ежегодного объема.

И это не единственный пример безудержного фармацевтического потребления в новой фармацевтической реальности: таких примеров десятки, не хочется рекламировать соответствующие препараты, поскольку они в этом не нуждаются. Десятки примеров — это десятки миллиардов долларов (или иной валюты) ежегодно.

Для оживления тематики приведу фрагмент диалога между руководством финансового и научного менеджмента фармацевтической компании N (их множество), а также ее собственником, перед очередным собранием акционеров в конце 70–х. Беседа проходит в офисе №100001–NJ на 19-м этаже небоскреба с видом на очаровательные озеро, лес и сверкающий залив где-то вдалеке (приводимые номера офисов, этажей, виды из окна, а также имена собеседников являются вымышленными, а возможные сходства — случайными; перевод диалога с английского — в авторской интерпретации).

Собственник (С.): Ну что, ребята, с чем мы выходим к акционерам?
Финансовый директор (Ф.Д.): Мы, знаете ли, выходим…

С.: Обожди, Вуди, пусть доложит яйцеголовый.
Научный директор (Н.Д.): Сегодня мы можем с полной уверенностью утверждать, что препарат NXN500913/12-GPPER, исследования которого мы завершили, сможет полностью удовлетворить потребность лиц старшего возраста, страдающих заболеванием NXN-13.

С.: А как там с побочным действием?
Н.Д.: Минимальные нежелательные эффекты.

С.: А что со смертностью в этой категории лиц?
Н.Д.: Уменьшается на 38%.

С.: На сколько?!
Н.Д.: На 38%.

С.: Ты уверен?
Н.Д.: Да, сэр, мы трудились почти 14 лет, иногда не выходили с работы сутками, так что…

С.: Ну ладно, верю, вы же самые лучшие! Свободен, Джейми Ли… (Джейми Ли покидает офис №100001-NJ.)
С.: Ну что скажешь, Вуди?
Ф.Д.: Охренеть, чтоб мне (цензурная пауза)…

С.: Вот видишь, как надо подбирать личный состав…
Н.Д.: Вы гений, сэр!

С.: Сейчас не об этом… Что делать-то будем?
Н.Д.: Как что? Ковать маржу, естественно…

С.: Ну и какие у тебя предложения?
Н.Д.: Я прикинул, что на это дело у нас ушло примерно $ХХХ млн. Так что, пожалуй…

С.: Обожди, Вуди. Ты слышал, что смертность снижается там на… сколько он сказал?
Н.Д.: На 38, по-моему…

С.: Вот видишь, на 38, это значит, что эти 38, выжив, будут принимать наш препарат пожизненно, да и всем своим знакомым порекомендуют, понял? Об остальных я и не говорю, они начнут глотать его при первом же появлении на рынке, понял?
Р.Д.: Понял, сэр, конгениально, сэр, умопомрачительно, сэр…

С.: Да обожди ты, решать надо, как там по цене…
Н.Д.: Предлагаю $XXX увеличить в 100 раз.

С.: А регулятор?
Н.Д.: А что регулятор, мы все обоснуем.

С.: Как?
Н.Д.: А как в прошлый раз…

С.: Ну ладно, я в это не влезаю, мне, главное, убедить жену и акционеров, остальное за тобой. Понял? Давай, работай…

Не верите, коллеги? Тогда приводим заявление британского Управления по защите конкуренции и рынкам (CMA) от 7 декабря 2016 г. о наложении штрафа на фармацевтическую компанию Pfizer и дистрибутора Flynn Pharma за существенное завышение цен на препарат Фенитоин натрия в капсулах (Phenytoinum), предназначенный для продажи Национальной службе здравоохранения Великобритании (NHS) по программе реинбурсации для лечения эпилепсии. Сообщается, что компании завысили цену на препарат на 2600% [7].

Так что Вуди оказался настоящим скромнягой, да и разговор был почти 40 лет назад, когда курсы валют были совсем другими. С тех пор много воды утекло, аппетиты выросли…

Однако давайте снова вернемся к ретроспективе фармацевтического дела 60-х, когда трагические последствия небрежения к более тщательному и глубокому изучению токсичности лекарственных средств, особенно в плане отдаленных последствий применения, буквально взорвали общественность: в отношении применения Талидомида последовали многолетние судебные процессы, иски и пр. FDA впервые в ее истории подверглась критике со стороны Федерального правительства и Конгресса США. В результате 10 октября 1962 г. Конгрессом была одобрена поправка Кефовера — Харриса в Федеральный закон о пищевых продуктах, медикаментах и косметике (Federal Food, Drug and Cosmetic Act), принятый в 1938 г. Производителям по требованию FDA отныне нужно было доказать, что их препараты не только эффективны, но и безопасны. Кроме того, FDA получила полномочия по регулированию рекламы рецептурных лекарственных препаратов и созданию надлежащих практик, ставших прообразом современных GXP.

И хотя талидомидовая трагедия Штаты в принципе миновала, отрицательные последствия применения других вышеупомянутых препаратов не остались без внимания. Суды США, европейских стран (кроме Италии), а также Японии приступили к расследованиям, продолжавшимся до начала 70–х: всего в качестве компенсации от применения недоисследованных препаратов, в основном Талидомида, были выплачены сотни миллионов долларов, марок, франков, йен. Были учреждены благотворительные и трастовые фонды для помощи пострадавшим, а их насчитывались десятки тысяч.

Остро встал вопрос о пересмотре основных канонов клинических и доклинических исследований, а также внесении коррективов в производство: необходимо было произвести их полноценный реинжиниринг, как сказали бы сегодня. Следовало запланировать и разработать множество новых методов, методик, инструкций, протоколов, исследовать аспекты качества, статистики, риски, проблемы этической экспертизы, мониторинга, создать новые исследовательские подразделения, лаборатории, научные группы и центры, внести существенные коррекции в процессы промышленной фармации и т.д., и т.п. И на все это требовались бюджеты, истинные размеры которых оставались неясными: где, когда, сколько, кому, за что, почему, кто должен платить, страховать, исследовать риски, отвечать, гарантировать, предвидеть, предупреждать, прослеживать, руководить тем или иным процессом… Еще не было биофармации, никто не знал, что такое биоэквивалентность, еще Леви (G. Levi) и Вагнер (J.G. Wagner) не издали свои фундаментальные труды, открывающие выдающиеся перспективы в разработке и исследовании лекарственных средств, ничего этого не было, а действовать следовало незамедлительно.

Как оказалось впоследствии, такая неопределенность и во многом эмпирический подход к расчету стоимости полного жизненного цикла лекарственного средства (который тоже не был известен детально) позволили сначала отдельным должностным лицам, а затем и организованным группам проявить, как говорили в то время, «волюнтаристский» подход к финансовому обоснованию масштабной фармацевтической "перестройки" XX в., самой затратной в истории человечества. Ни создание ядерного оружия, ни ракетно-космические достижения, ни оборона не шли по расходам ни в какое сравнение с финансовым "цунами", обрушившимся на мировую экономику во второй половине прошлого века. Игра стоила свеч: на кону стояла ни много ни мало человеческая жизнь, которой лекарства как помогали, так и угрожали. Назад пути не было.

Именно тогда и зародились причины (сложились обстоятельства), приведшие со временем к появлению такого нового мирового "явления" ("бренда"), которое сегодня можно уверенно, обоснованно и с полной ответственностью назвать "Большая финансовая фарма".